Реставратор высшей категории, заслуженный работник культуры РФ, основатель кафедры реставрации факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета профессор Галина Сергеевна Клокова рассказывает о своем пути в реставрацию и о том, как создавалась кафедра.
— Галина Сергеевна, Вы выпускница Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина по специальности «искусствовед». Расскажите, как реставрация вошла в Вашу жизнь?
— У меня изначально интереса к реставрации вообще не было — в то время никакой реставрации не учили. После окончания учебного заведения все получали распределение на работу, и меня распределили в ГЦХРМ (сейчас ВХНРЦ — Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика И.Э. Грабаря) в отдел реставрации темперной живописи, а это — реставрация икон. Про иконы я ничего не знала и образ святителя Николая от Спаса отличить не могла. В Московском академическом художественном училище имени 1905 года, которое я окончила, у нас историю преподавали замечательные специалисты, но «западники»: Бенедикт Николаевич Тяжелов — он специализировался на голландской живописи, и Наталья Львовна Мальцева, которая была специалистом по западноевропейской графике. Так что про иконы нам рассказали, что Андрей Рублев написал икону «Троица» и что еще был Феофан Грек, но чем он знаменит — сказать трудно. Когда я пришла на работу в отдел реставрации темперной живописи ВХНРЦ им. И. Э. Грабаря, то решила, что, как человек дисциплинированный, в реставрации сколько положено по распределению отработаю, а потом стану заниматься творчеством. Но ничего подобного! Я как пришла в реставрацию, так и проработала в ней всю жизнь!
Хочу сказать, что мне очень повезло с руководителем — Луизой Николаевной Овчинниковой, которая была очень хорошим реставратором и очень добросовестным учителем. Бывало так, что руководитель давал подопечному книжку В.В. Филатова по реставрации (тогда вышел первый учебник В.В. Филатова) и говорил: «Читай», — а потом давал ученику в руки тампон и икону: «Делай». Ученик начинал и портил… А с Луизой Николаевной мне повезло: она не только показывала и рассказывала, как и что делать, но и объясняла, почему именно так. Это было время расцвета темперного отдела ВХНРЦ имени И.Э. Грабаря, тогда там работали яркие, талантливые люди: Савва Васильевич Ямщиков, Никита Касьянович Голейзовский, Кирилл Руфинович Шейнкман и прочие, сейчас их уже нет с нами. Во главе отдела стоял интеллигентнейший человек — Николай Александрович Гагман, а на Реставрационные советы регулярно приходил Николай Николаевич Померанцев. Сама атмосфера, которая там тогда была, тоже воспитывала.
— С 1983 по 1988 гг. Вы руководили экспедициями в пяти областях по выявлению и постановке на государственный учет произведений искусства, находящихся в пользовании церковных общин. Чем была вызвана необходимость таких экспедиций в советское время?
— Такая необходимость существует и сейчас. Министерство культуры организовывало экспедиции, чтобы поставить на учет произведения искусства для их дальнейшего сохранения. Какая-то часть произведений искусства, конечно, была изъята и передана музеям еще в 1920-30 гг., но большая часть все-таки оставалась в Церкви. И то, что осталось, не было защищено от краж, совершающихся с удручающей регулярностью. Пик краж пришелся на 60-80-е годы прошлого столетия. Были свои заказчики, наводчики, исполнители. Хищения не прекратились и сейчас. В церквях, как правило, есть списки, описи, но они часто очень формальны — в большой «амбарной» книге наряду с холодильником и ковровыми дорожками могли указать: «иконы святителя Николая — десять штук, иконы Пресвятой Богородицы — пять штук». Но совершенно не было понятно, какие иконы Богородицы, какого размера, как они называются. Так что эти описи практически ничего не давали. Если, например, была кража в храме, то найти по этим описям ничего уже было нельзя. И поэтому в экспедиции по всей стране — по российской части, по Прибалтике, Средней Азии, Кавказу — ездили не только я, но и многие другие специалисты из ГосНИИра, областных и районных музеев, чтобы поставить на учет, описать, обмерить, сфотографировать.
Вообще эти экспедиции были очень интересными. Например, в Ярославской области каждая церковь — музей. Для меня открытием оказался Красноярский край. Я была воспитана на иконах среднерусских — Москва, Суздаль, Север России. А тут я приехала и не понимаю, не могу определить — ставить эту икону на учет или нет? А потом, в том же году, я попала на Украину в Киевский и Львовский музеи, а потом еще в Минск и Полоцк и поняла, откуда все то, что я видела. В Сибири было много переселенцев и ссыльных с Украины, из Польши, Белоруссии. Переселяясь в Сибирь, они везли с собой не только домашнюю утварь, но и иконы, книги. Своеобразие сибирских писем было отмечено еще в начале ХХ в. Иконы, писавшиеся в Сибири, были ориентированы не только на среднерусские образцы, но и на привезенные переселенцами с Украины, из Белоруссии, Польши.
Мы оставляли в храмах документы с указаниями, что они обязаны были сохранять, а описи передавались в Министерство культуры и в областные Управления культуры. У нас в ВХНРЦ имени И.Э. Грабаря, в архиве, тоже все эти документы были. Но, когда прекратил свое существование Советский Союз, Министерство культуры Российской Федерации объявило, что оно не преемник союзного Министерства, и эти описи были уничтожены. Оставались описи в ВХНРЦ имени И.Э. Грабаря, но там в 2010 году был страшный пожар, в котором сгорел архив, и ничего не осталось. Может быть, что-то еще сохранилось где-то в областных или краевых Управлениях культуры.
— Вы начинали свою преподавательскую деятельность в 1978 г. и были заведующей отделением реставрации в Московском академическом художественном училище имени 1905 года. А с 1993 г., практически с самого начала преобразования богословско-катехизаторских курсов в Богословский институт, Вы создали кафедру реставрации на факультете церковных художеств и заведовали ею все эти годы. Как случилось, что Ваша судьба пересеклась с ПСТБИ, ныне университетом?
— Это случилось благодаря моим ученикам, которые ведут меня по жизни. У меня была студентка в училище, очень церковный человек, духовная дочь отца Владимира — Ольга Петровская. Она меня привела к отцу Владимиру, и мы с ним хорошо поговорили. Во время своих экспедиций я видела, что делается в церквях, и мне было больно на все это смотреть. Так, в Липецкой области я вошла в одну церковь и… глаза закрыла: там все нимбы были покрашены люминесцентной краской, все светились. Глядя на все это, я готова была учить церковных реставраторов бесплатно, как угодно, лишь бы они что-то понимали и могли сохранить. Вот отец Владимир и назначил меня на кафедру реставрации факультета церковных художеств. Но в первый-то год у нас ничего не получилось, так как не было помещения для занятий, поэтому институт создали в 1992 году, а кафедру открыли только в 1993 году.
— Созданная Вами кафедра уникальна, и это признают в профессиональных кругах — многие музеи, монастыри и храмы доверяют Вам реставрацию своих икон. Как удалось добиться такой высокой оценки и признания?
— Добросовестностью, воспитанием в наших студентах терпения и аккуратности. Дело в том, что только в фильмах показывают, как реставратор провел тампоном, и икона из грязной и темной так прямо сразу засияла. Ничего подобного! Иногда реставрируют произведения искусства десятками лет. Например, я работала над иконой Божией Матери «Одигитрия» 14 лет! Это не значит, что я сидела над ней 14 лет, не вставая. Очень много механической работы, есть технологические процессы, которые требуют времени, выдерживания. Есть жуки-точильщики, которые прогрызают отверстия в древесине и превращают ее в труху. Укрепление древесины и заполнение этих самых отверстий очень монотонная работа. Вернуть монолитность древесине, чтобы икона не рассыпалась, можно только многократной пропиткой, каждый раз длительно просушивая ее. Я откладывала эту икону в сторону, занималась другой работой, преподавала, ходила на ученые советы. Но все эти 14 лет я ждала результата работы...
Когда к нам приходят новые студенты на первый курс, им никогда сразу не дают в руки иконы. Сначала идет теоретическая часть, и преподаватель смотрит, в каком виде у них тетради, как они их ведут. Одно из главных требований к реставратору — аккуратность. А потом студенту выбирают икону, исходя из его характера. Конечно, у нас не все выдерживают, потому что нагрузка огромная. Это и история искусств, причем всеобщая история искусства, и история древнерусской живописи, а еще и химия, и биология, потому что кроме этих страшных жуков есть еще и плесень. Студент должен знать и химические реактивы, и где, и для чего требуется ультрафиолетовое и инфракрасное излучения. И специальное образование студенты получают в соответствии с Федеральным государственным стандартом, но кроме этого еще изучают большой корпус богословских дисциплин.
Нашу кафедру действительно очень ценят музеи и охотно берут наших выпускников. В музеях Московского Кремля, в Государственном историческом музее, в Коломенском, в музее имени Андрея Рублева — везде наши выпускники. И во Владимире наша выпускница, и в Астрахани тоже. Практически все наши выпускники в музеях. Некоторые работают в мастерских при храмах. Двое работают в храме святителя Николая в Кузнецкой Слободе, трое работают у нашего декана, отца Александра Салтыкова, в мастерской при храме Воскресения Христова в Кадашах, одна выпускница работает при храме святого князя Александра Невского во Власихе. Не только музейная, но и церковная реставрация тоже может быть на очень высоком уровне. Пример — иконописно-реставрационная мастерская при Свято-Троицкой Сергиевой лавре под руководством Н.Е. Алдошиной. В прошлом году заведующей другой мастерской, при Церковно-археологическом музее Московской духовной академии, стала наша выпускница Ольга Сергеевна Воскресенская, там же работает еще одна наша бывшая студентка.
— Приходилось ли Вам реставрировать необычные иконы, работа над которыми оставила особый след в Вашей душе?
— Реставрация — это всегда радость открытия. Получаешь что-то неизвестное, темное, черное. Думаешь, будет вот так, а оно оказывается совсем по-другому. Это всегда открытие. В моей душе оставила след икона XIII в. Пресвятой Богородицы «Одигитрия» из Рязани. Я сама ее отбирала на реставрацию, это было уже очень давно. Никто не предполагал, что она окажется такой древней, с историей. Потом была еще очень интересная икона оттуда же, из Рязани — святитель Николай с клеймами жития XIV в. Это совсем необычная икона, потому что лик у святителя Николая, у центральной фигуры — зеленый (это санкирь без вохрения). Это встречается очень редко в балканской живописи, а у нас — нет. И вот попалась такая чудесная икона. Каждая икона, даже начала XX века, крестьянская икона — все равно очень интересна, она уникальна, она одна, и больше таких нет.
— Выпускники с Вами поддерживают связь?
— Для меня студенты — это радость. У меня их больше ста. Это и училище, и ПСТГУ. Не все работают в реставрации, но в реставрации тоже очень много. И они мне звонят, они мне пишут. Я их всегда рада видеть!