Интервью с главным архитектором Финансово-хозяйственного управления Московского Патриархата протоиереем Андреем Юревичем.
― Мы хотим задать Вам несколько вопросов об архитектурных особенностях современных храмов, интересно узнать о том, как строятся новые столичные храмы. 2017 год начался с обсуждения этих тем на Рождественских чтениях. Секция, посвященная строительству новых храмов, была одной из самых популярных.
― Да, у нас прошло несколько мероприятий. Одно было официальным, на нем выступали председатель Финансово-хозяйственного управления митрополит Рязанский и Михайловский Марк, советник Патриарха Московского и всея Руси по строительству храмов Владимир Иосифович Ресин, были представители Департамента по религиозным организациям и общественным связям.
В этот же день в Союзе архитекторов проходила конференция по храмостроительству, на ней прозвучало десять очень интересных докладов. Председателем этого мероприятия был владыка Марк, на мне была обязанность куратора и ведущего. На конференции присутствовали и выступали главный архитектор Москвы Сергей Олегович Кузнецов, ректор МАРХИ Дмитрий Олегович Швидковский, вице-президент Союза архитекторов России. Поскольку тема Рождественских чтений в этом году звучала так: «1917-2017. Уроки столетия», то мы сделали небольшой исторический блок, на котором прозвучал доклад Д.О. Швидковского. Он рассказывал о предреволюционной ситуации в проектировании Московского архитектурного общества. Еще один молодой архитектор Владимир Щипков сделал доклад по творчеству одного из известных архитекторов того времени Ильи Бондаренко, он проектировал храмы в основном для старообрядцев. В остальных восьми докладах говорили о современности.
― Что обсуждалось?
― Дискуссии как таковой у нас не было. Во-первых, на это нам элементарно не хватило времени, потому что мероприятие было запланировано с 15 до 18, а мы закончили только в 19.30. И успели лишь прослушать сообщения докладчиков. А во-вторых, мы ставили другую задачу. Дело в том, что в последние несколько лет, пока идет наша Программа, не прекращались споры по поводу того, что нужно делать и куда дальше идти в архитектуре храмов. Какими должны быть проекты, типовыми или индивидуальными, большими или маленькими, повторного или не повторного применения, высокими или низкими, и, в конце концов, чего нам придерживаться, традиций или новаторства. Наиболее остро, конечно, стоял последний вопрос. И в этот раз мы решили построить нашу конференцию в более мягком формате. Поэтому когда я выступал перед докладами, то призвал на время прекратить эти споры, и спокойно обсуждать наши наработки.
После «перестройки» вот уже двадцать пять лет мы проектируем и возводим храмы по всей России, их построены уже, наверное, тысячи, накоплен достаточно богатый опыт. И я предложил проанализировать пройденный путь, и, исходя из этого, идти дальше. Собственно, это у нас и получилось.
Должна быть некая рецепция, что-то должно отторгаться, что-то приниматься, но все подвергаться анализу. Надеюсь, что наша конференция будет началом этого процесса, а развитием его станут статьи, публикации, следующие конференции. Возможно, обмен опытом послужит появлению новых архитектурных идей.
За последние годы мы провели три конкурса: «Образ православного храма», смотр-конкурс построек и проектов храмов последних лет и «Храмовый комплекс разной вместимости». И среди участников встречались, как и вполне традиционные работы, так и очень интересные новаторские проекты.
Мы нуждаемся в публикациях, но, к сожалению, нам не хватает ресурсов. Мы не можем издать даже каталог конкурсных проектов храмов. У меня в кабинете на стеллаже лежит сотни четыре листов с этими работами. Хочется опубликовать если не все, то хотя бы проекты победителей и дипломантов, за три года их число достигло шестидесяти. Среди них есть очень интересные.
― Эти проекты уже реализовываются?
― Нет, пока они только на бумаге. Это мир идей. Для реализации некоторых из них нужно созреть. Но пока к этому не совсем готовы ни заказчики, ни настоятели. К тому же, как оказалось, нам порой нужно убеждать даже Москомархитектуру, чтобы та одобрила предлагаемый нами реальный проект на конкретном участке. Эта, казалось бы, светская организация являет себя порой более консервативной, чем Церковь, и иногда пишет в ответе заказчику заключение: «Слишком нетрадиционный храм». Это после всех наших согласований.
― То есть архитектура храмов, характерная для XXI века, еще не готова к существованию?
― Нет, я так не могу сказать. Есть очень удачные проекты, просто их мало. Но и архитекторов, которые хорошо ориентируются в этой теме, тоже очень и очень мало, по пальцам можно пересчитать. Например, у нас обсуждался проект храма, который должен стоять в одном городском парке. Но нам принесли величественный собор Софии Константинопольской, который никак не вписывается в эту местность. Он должен стоять на городской площади или на холме. Но кто же такие храмы ставит в лесу! Более того, когда я стал смотреть проект подробно: планы, разрезы, фасады, то нашел много ошибок и недоработок. А проектировщик смотрит на меня и не понимает ― что не так? Я его спрашиваю: «Это первый проект храма в Вашем портфолио?» «Да», ― отвечает он. Но я же не могу быть для него преподавателем и обучать азам проектирования храмов. И подобных ситуаций очень много. Потому что эти проектировщики либо «карманные» специалисты благодетелей, либо их нашел настоятель за низкую цену, а в результате этот архитектор может сделать такое, что потом будет просто стыдно.
― В МАРХИ открылась кафедра храмового зодчества. Вы ждете, что это как-то изменит ситуацию в лучшую сторону?
― Конечно! Это замечательно, впервые после 1917 года в светском вузе открылась специализация по церковной архитектуре. Но есть и проблемы. Студенты обучаются по программе магистратуры, в конце которой получают общий диплом. И некоторые идут именно за ним, а не потому что чувствуют призвание строить храмы. Это одно, а во-вторых, пока они выучатся, пройдет несколько лет. Так что пока свежие силы приходится ждать. Но я думаю, что на базе этой кафедры можно будет организовать учебно-консультативный центр по проектированию храмов. Это будет огромной помощью для московской Программы, и не только. Владыке Марку очень понравилась эта идея и он благословил развивать ее.
Я вспоминаю слова Патриарха Кирилла из одной его рабочей резолюции. Когда ему предложили для рассмотрения два варианта проекта одного храма: древнеримской и греческой архитектуры, он сказал: «Зачем нам в Москве греческая и, тем более, римская архитектура? Нам надо делать храмы современных форм в наших русских традициях». И это настолько правильный посыл! С одной стороны, должны быть традиции, и в России, скорее всего, русские, хотя христианство, безусловно, всеобъемлюще. А с другой стороны, должны быть современные формы. Мы же живем в XXI веке, наша культура, цивилизация развиваются. Церковь как Тело Христово имеет Богочеловеческую природу. По Божественной природе она вне времени являет собой вечный, иной мир, а по человеческой природе ― она все время находится в определенном историческом времени, т.е. сегодня ― это наша современница. Ведь на дворе 2017 год, а не XVI, не XII век… Для того, чтобы строить храм Покрова на Нерли и Кремлевские соборы, было свое время.
Что такое храм XXI века ― это пока открытый вопрос, но на него отвечает каждый новый проект. Это касается и инженерной стороны дела, и строительных технологий, и конструкций, но в первую очередь, это касается образа, эстетики.
― То есть сейчас пока нельзя дать этой формирующейся тенденции какие-то ясные характеристики?
― Понимаете, дело в том, что в истории всегда было понятие так называемого большого стиля. Были эпохи романики, готики, ренессанса, барокко, классицизма. Если говорить о России, то здесь были и неовизантийский, и неорусский стиль, модерн. А сегодня большого стиля нет. Сейчас проектировщик берет любое направление, и получается либо чистая эклектика (порой вопиющая смесь), либо воспроизведение одного из исторических стилей, т.е. копирование. Это результат так называемого постмодернистского взгляда на жизнь. То есть все ― частный случай, все равновелико, равноправно, все имеет право на жизнь, и нет ничего, что могло бы играть ведущую роль. Поэтому в стилистике сейчас мозаика, калейдоскоп.
Поэтому, при отсутствии единых стилевых установок, главное, чтобы храм был красивым, гармоничным внутри выбранного стиля, и чтобы по своему формообразованию он соответствовал современному городу. Он, конечно, не должен растворяться в окружающем стекле и бетоне, но он должен быть созвучен человеку нашего времени. Посмотрите на одежду современного человека, особенно, на женскую. Одежда может быть вульгарна и безнравственна, а может быть целомудренна и утонченна. Но и та, и другая одежда современна. Ведь если женщина одета благочестиво, это не значит, что на ней сарафан и кичка XVIII века. В любом случае, ее гардероб предлагает современная индустрия моды. Так же и с храмом. Конечно, он не должен быть подобен архитектуре торгово-развлекательных центров или офисных и административных зданий, но все же он должен быть современным.
― Значит, нет и канонов современной храмовой архитектуры?
― А с канонами в архитектуре вообще гораздо сложнее и, в то же время, свободнее, чем, например, в иконописи. Нас учили так: есть искусство изобразительное ― живопись, графика, скульптура, все, где есть образ, в том числе и икона. А есть искусство выразительное, т.е. оперирующее более абстрактными формами. Так вот архитектура ― это искусство выразительное. Геометрические формы: круг, квадрат, треугольник, пирамида, куб ― в архитектуре они что-то выражают, а не изображают реалии окружающего мира. И архитектура храма имеет дело не с образом человека, иконопись же занимается именно этим, и здесь уже действуют каноны. Ведь геометрические формы существуют и в природе, а вот как их использовать, как подать ― это уже дело интерпретации того архитектора, который за это дело возьмется.
Конечно, есть определенная символика форм, но и она подвижна. Вчера ее богословски осмысливали так, завтра будет по-другому. Например, мы привыкли, что купол храма символизирует Небо. Но в древности вместо купола была базилика, внешне она является неким подобием гражданского сооружения, в чем-то даже похожа на сарай с двускатной крышей. И тогда это пространство было символом корабля, Ноева ковчега, ковчега спасения. Потом возник купольный византийский храм, где купол был символом Космоса, всего мироздания. Затем крестово-купольный храм со своей системой сводов, парусов, столбов, барабанов, некое подобие Небесного Иерусалима.
Неизменяемы понятия и соотношение земля/Небо. По вертикальной оси храма это реализуется ярусами: нижний ― стены, столбы ― земля; средний ярус ― арки, паруса, своды ― обоженный мир; верхний ярус ― барабаны и купола ― Небо. Также и горизонтальная ось, по которой разворачивается движение с запада на восток: притвор, собственно храм, символизирует земной падший мир (в притворе), переходящий в мир обоженный, и заканчивается путь Небом ― алтарем, престолом Небесного Царя. Конечно, эти образы должны оставаться в храме любого типа. А вся остальная компоновка, наружные формы храма как градостроительного объекта могут быть любыми. Внутри же храма ― это литургическое пространство, и оно должно быть осмыслено исходя из богослужения. А снаружи храм может выражать совершенно разные идеи: устремленность вверх, основательность, вечность, корабль, свечу, иными словами образы и идеи могут быть самыми разными. Я, конечно, во многом упрощаю, но, в целом, это так.
― Как Вы считаете, может ли в ходе этих исканий появиться новая форма храма, которая войдет в историю архитектуры?
― Было время, когда никто не предполагал, что может появиться на храме глава ― «луковица». Когда-то ее не было в христианской архитектуре, но затем возникла совершенно новая форма. Были в Византии купола-полушарии. Но «луковица» ― это образ пламени, горения души перед Богом, это русское изобретение, и сейчас «луковица» ― естественное завершение любого русского храма. Вот вам пример. И, конечно, можно открыть еще что-то новое. Я не верю, что творчество может иссякнуть. Ведь оно присуще Церкви. Мы Бога называем Творцом. И творческую способность человеку Он дал как часть Своего образа. Поэтому человек призван творить. Творчество никогда не должно остановиться, оно всегда должно идти вперед.
― От того, кому посвящен храм, зависит, как он будет выглядеть?
― Часто проводятся слишком прямые параллели и аналогии. Если святой, в честь которого построен храм, мученик, то он должен быть красного цвета. Если храм Богородичный, значит его крыши и купола надо красить в синий. Если святой из Рима, то архитектура храма должна быть римской, если святой серб, то архитектура должна быть балканской. Это, конечно, слишком прямые ассоциации. Это допустимо, но все немного сложнее. Храм как архитектурный объект должен вырастать из окружающей среды. Если он возводится в старой городской застройке, он будет одним, если в новом районе ― другим, если храм строится в парке ― третьим, если у водоема или в соснах, храм должен соответствовать этому месту. Линия уличной застройки или площадь ― все это имеет значение, каким будет храм. Его архитектура должна скорее реагировать на то, где он будет стоять, чем на то, в честь кого. За эту сторону будет отвечать внутреннее убранство храма, в частности иконостас. Конечно, можно, чтобы внешний вид храма ассоциировался с конкретным святым или каким-то событием. Например, церковь Вознесения в Коломенском вся устремлена ввысь. Или на храме в честь святого воина барабан ― могучая шея богатыря, а главка ― шлем. Но эти вещи должны быть продуманы более тонко, с использованием каких-то более сложных ходов и заключаться не в цвете крыши ― это слишком примитивно, а в общем восприятии образа храма как художественного произведения.
― Расскажите, пожалуйста, что происходит после того, как принимается решение строить храм и собрана вся необходимая документация? Как выбирается проект храма? Кто находит архитектора?
― Здесь все очень индивидуально. Зачастую настоятель приходит со своей проектной организацией. Настоятели общаются между собой, делятся опытом, советуют друг другу проектировщиков и архитекторов, которые хорошо справились со своей работой ранее. И некоторые проектировщики, которые себя хорошо зарекомендовали, переходят с одного участка на другой. Часто приходят и новые специалисты. Но в любом случае, когда начинается строительство нового храма, с первыми идеями и эскизами настоятель с проектировщиком приходят сюда, в Финансово-хозяйственное управление. И мы начинаем рассматривать все обстоятельства этого проекта: какой достался участок, какие на нем проблемы, есть ли зоны отчуждения, проходят ли инженерные коммуникации. И исходя из всего этого, делаем выводы.
Мы учитываем резолюции Святейшего Патриарха, в которых он дает свои указания и вносит корректировки. Например, в свое время было распоряжение строить храмы не менее, чем на 500 человек. Мы это учитываем, смотрим, как на данном участке можно осуществить это требование. Находим решение для размещения приходского дома, объединяем его с храмом или ставим отдельным строением. Есть разные схемы размещения приходских помещений. Их можно заложить в подклете, можно интегрировать со зданием храма в единый комплекс.
Чтобы экономить время, часто процесс начального проектирования идет через электронную почту. Мне присылают эскизы, я даю встречные предложения и т.д. Приходится и самому рисовать.
― А за кем остается последнее слово в этом выборе? Это дело Вашего вкуса?
― Есть Общецерковный экспертный совет по церковному искусству, архитектуре и реставрации, который учредили в прошлом году. В нем есть несколько рабочих групп, в том числе и по архитектуре, руководить которой Священноначалие благословило мне. Решения принимаются и в рабочем порядке, и на собраниях. После всех этапов рассмотрения проект поступает на утверждение к председателю ФХУ митрополиту Марку. Затем их рассматривает Москомархитектура. И после того, как эскизный проект утвержден, начинается разработка полного проекта, который должен пройти государственную экспертизу. И только после этого этапа должно начинаться строительство храма.
― Попадались ли среди проектов «жемчужины»?
― Можете съездить на Ходынское поле и посмотреть, какой там вырос храм. Особенно советую увидеть его изнутри. На мой взгляд, очень интересный храм! Он решен в виде монолитного цельного куба, потому что вокруг очень агрессивная городская застройка. И стоит он посреди этих зданий, как крепость. А внутри, действительно, жемчужина. Он являет собой тип купольной базилики, и внутреннее пространство задумано так, что все формы движутся, перетекают одна в другую. Его архитектор Сергей Яковлевич Кузнецов уже около тридцати лет занимается церковным проектированием. Таких людей немного. В их ряду еще Андрей Альбертович Анисимов и Алексей Анатольевич Мамонов, который спроектировал изумительный храм на проезде Шакальского. Несмотря на то, что он выполнен достаточно традиционно ― это образец очень качественной архитектуры. А вот Кузнецов и Анисимов работают более свободно. Кстати, С.Я. Кузнецов делает все эскизы и чертежи не на компьютере, а руками, что сегодня большая редкость.
― О мастерах своего дела существуют легенды. Они строили храмы с интересными секретами. Например, есть старинные соборы, в которых таким образом распространяется звук, что слово, сказанное шепотом на хорах, отчетливо слышно в алтаре. Теперь это уже в прошлом? И с появлением технического прогресса безвозвратно утрачено?
― Сейчас это скорее легенды. Никто никаких хитростей уже не использует, они ушли в историю. Раньше в стены замуровывали глиняные горшочки, так называемые голосники, для лучшего распространения звука, или, вернее, чтобы его гасить. Сейчас все делает стройиндустрия, архитекторы этим не занимаются. Раньше зодчими были специалисты очень широкого профиля. Тогда чертежное дело было неразвито, и все пропорции и размеры зодчие держали в голове. Свои задумки они воплощали непосредственно на стройке. А иногда делали деревянные макеты чуть не в натуральную величину. Секреты этого мастерства передавались из поколения в поколение.
Например, в старину была очень интересная система отопления. Дымовые ходы от отопительных печей пропускали не только под полом, но и внутри стен, и пока дым проходил по этим ходам, на улицу он выходил уже холодным, отдавая все тепло зданию ― это очень разумно и экономно. Акустику создавали, можно сказать, вручную, проверяя звучание в каждом углу храма. В те времена хорошо знали свойства материалов, понимали, как именно в этом храме будет звучать голос. Сейчас вроде все рассчитывается заранее, чертится на компьютере, а ошибок больше, чем тогда.
― А что Вы можете сказать про свет? С появлением электричества доступ дневного света в храм уже не так важен?
― Раньше рассчитывали, и количество света, которое будет поступать в храм. Интересно, что со временем окна стали делать гораздо ниже, и человек, молящийся Богу, или священник в алтаре были вынуждены отвлекаться, глядя на то, что происходит на улице. А изначально такого не было. Окна в храмах устраивались не ниже трех метров от пола, чтобы человек мог смотреть только в небеса, но никак не на суетящихся людей, а если брать сегодняшний день, то на бесчисленные машины. И, конечно, освещение, которое лилось сверху или сбоку ― это совсем не то, что лампочки или прожектора, это природный свет. Например, луч света, который падает в определенное время в определенную точку храма… Конечно, не надо из этого создавать магию, все должно быть разумно. Кстати, с искусственным светом тоже можно создавать интересные композиции. Технологии ― это тоже мир Божий, и мы постепенно его для себя открываем.
― Раньше под храмы отдавались лучшие места в городе или ином другом селении. Сейчас, особенно в Москве, место найти очень трудно…
― Да, в Москве на территориях, где строятся храмы, уже сложилась довольно плотная застройка. И найти среди нее место для храма порой очень непросто.
― Насколько не вполне удачный участок усложняет задачу?
― Порой сильно усложняет. Участки для нас ― это проблема. Хотелось бы, чтобы площадки под храмы были просторные, красивые, возможно, на краю какого-нибудь парка или сквера, потому что храм ― это градостроительно значимый объект, это не рядовое здание. Но согласовать размещение храма в природном комплексе очень сложно. Наши участки зачастую гораздо меньше, чем нужно, они обременены многими проблемами: подземными коммуникациями, сооружениями на территории, зонами отчуждения метро, проездами. Бывает, отводят участки, застроенные частными гаражами. Ну, не Церковь же будет их сносить!
Иногда говорят, что в Москве нет свободной земли. Как же ее нет, когда все кругом строится и строится! Конечно, Москва ― это мегаполис, но если находится место для жилых комплексов, офисных и торговых центров, то вполне можно найти хорошие места для храмов.
― На Рождественских чтениях проходил семинар настоятелей строящихся храмов. Какие насущные вопросы их беспокоят чаще всего?
― Наш семинар строился не на вопросах, а, наоборот, на том, что священники делились опытом. Для тех же настоятелей, которые только начинают свое строительство, мы предлагали решать возникшие вопросы в частном порядке. А для всех мы дали определенную общую информацию, которая поможет сориентироваться в возникающих трудностях. Например, мы сообщили о том, какие работы должна брать на себя служба техзаказчика. Также мы озвучили распоряжение Святейшего Патриарха о строительстве храмов в Москве не менее, чем на 500 человек, и о том, что нужно переходить от употребления повторно применяемых и типовых проектов к разработке индивидуальных. Типовые же проекты можно применять в сельских поселениях. А столица достойна того, что бы в ней строились уникальные храмы. Исторически так было всегда. Также мы сообщили настоятелям о перечне опытных проектировщиков, с которыми мы постоянно сотрудничаем и которым при желании они могут воспользоваться. Еще мы дали информацию о том, что теперь в составе архитектурно-градостроительного решения (АГР) нужно делать эскиз интерьера храма. Потому что те специалисты, которые делают иконостасы, жалуются на то, что архитекторы порой бездумно подходят к решению внутреннего пространства храма, из-за чего бывает трудно вписать иконостас. На семинаре выступали представители инспекции Горархстройнадзора и давали ценные советы. Словом было много полезной информации.
― А настоятель имеет право выразить свои вкусовые предпочтения в ходе создания проекта?
― Вполне. У нас есть участки, где настоятель создавал архитектурный проект исходя из своих вкусовых предпочтений и добивался его реализации. Если эта мотивация аргументирована и достойна внимания, то мы, конечно, прислушиваемся. Если же она мало профессиональна и основана на стереотипах, то батюшку приходится убеждать, что этого делать не следует.
― Какие советы Вы даете настоятелям строящихся храмов?
― В основном эти советы сводятся к двум вещам. С одной стороны, проявлять инициативу и вдохновение, а с другой стороны, побольше прислушиваться к специалистам. Нельзя сосредотачиваться на своем «я»: «Я решил! Я сказал!» Какие-то вопросы должны решать компетентные люди.
― Отец Андрей, Вы многодетный отец. Расскажите, как священник делит себя между семьей и строительством храма? Каким должен быть этот баланс?
― У меня семеро детей, но если я строю храм, то он ― мой восьмой ребенок. Но все-таки не единственный, а именно восьмой. Кто он по очередности ― это другой вопрос, но он один из моих детей. Забывать о семье и думать только о стройке не совсем правильно. Ведь в Библии сказано, что священнослужитель должен хорошо управлять домом своим, а не хорошо строить. Это очень важно. Но поскольку сегодня многие священники участвуют в возведении храмов, то этому тоже приходится уделять время.
Первый в моей жизни храм я спроектировал 28 лет назад. Я участвовал в большом конкурсе на проект храма к 1000-летию Крещения Руси, и мой проект вошел в двадцатку дипломированных, а всего участвовало около 400 работ. Это было в 1989 году. На этом проекте закончилась моя карьера светского архитектора и началась жизнь в Церкви. Вскоре я уже был священником. Храма в городе не было, мы служили в приспособленном для него хлеву. Через год приходу отдали здание бывшего кинотеатра. Мы пристроили алтарь и колокольню. И началось проектирование большого настоящего храма. Семь лет его строили, он стоит на берегу Енисея. К сожалению, для Москвы он не подходит ― слишком большой, 70 метров высотой, вмещает 2 тысячи человек. В другом районе города вырос другой храм, поменьше, и его размеры подошли для Программы в Москве. Этот проект уже дважды употреблен в столице ― возле метро Щукинская и на Борисовских прудах.
― Получается, что Вы строите храмы уже около 30 лет?
― Как священник я строю 25 лет, но первый храм, как я уже говорил, я спроектировал 28 лет назад.
― Как давно Вы на должности главного архитектора в Финансово-хозяйственном управлении?
― Два с половиной года.
― Сложно было принять такое послушание? Ведь одно дело, когда ты ответственен за строительство одного храма, и совсем другое дело, когда ответственность ложится за десятки московских храмов. Или к тому моменту Вы уже были к этому готовы?
― И да, и нет. Когда в 2010 году началась эта Программа, я тогда еще служил в Сибири. Что-то уже публиковалось в СМИ ― о принципах модульности, некоторые типовые проекты. Я смотрел и иногда думал: «Эх, вот тут я сделал бы вот так, а тут по-другому. Здесь бы подсказал такую идею, а здесь такую. Жалко, что далеко». Но через некоторое время мы вернулись в Москву. В 2013 году владыка Марк как викарий Святейшего Патриарха по Северному округу назначил меня ответственным за Программу строительства новых храмов на севере Москвы. И уже тогда я приходил к владыке и предлагал что-то улучшить или переделать. И он мне отвечал: «Вы же архитектор, берите и сами переделывайте». И вот, еще до работы в ФХУ, я начал давать предложения по разрабатываемым проектам. Например, пришлось полностью переделывать проект храма блаженной Матроны Московской на улице Софьи Ковалевской, кстати, уже построенного. Ну, а в 2014 году, когда владыка Марк был назначен председателем Финансово-хозяйственного управления, он пригласил меня, предварительно обговорив это со Святейшим Патриархом. И постепенно мы начали предлагать новые идеи, в том числе и то, что каждый храм Москвы должен иметь индивидуальное лицо, потому что типовой проект храма ― это некий фоторобот, в нем нет души. И Священноначалие это восприняло. То же касается и вместимости. Ну, что такое храм на 200 человек для Москвы! История таких маленьких храмов закончилась тем, что Святейший Патриарх приехал освящать один из них, и люди, пришедшие на службу, стояли на улице. После чего Патриарх распорядился строить в Москве храмы не менее, чем на 500 человек.
― А сколько метров отводится на человека?
― Это вычислялось опытным путем. До прошлого года действовала норма 4 человека на квадратный метр. Теперь эта норма откорректирована, сейчас квадратный метр рассчитан на двух человек. Но есть будни, воскресные дни и праздники, и в зависимости от этих дней плотность меняется. Поэтому лучше всего смотреть на общую площадь храма, т.н. зала для молящихся, которая принята не менее, чем 250 кв. м. Мы разработали линейку храмов большего объема, с небольшой высотой, что экономично. Нашли новые конструктивные решения, употребив схему базилики, мотивы лаконичных новгородского, псковского стилей, которые выглядят очень современно. Кстати владыка Марк предложил как один из прототипов простой храм в Старой Ладоге. Это один из его любимых храмов ― купольная базилика в псковском стиле. Это тип храма Марфо-Мариинской обители.
Впереди еще много задумок и идей. Мы реализовываем их постепенно.
― Каким человеком должен быть храмовый архитектор?
― Он должен быть человеком верующим, человеком Церкви. Он должен знать дело церковного зодчества. И, конечно, он должен быть человеком талантливым. Средний архитектор может сделать неплохое светское заведение. А настоящий храм может построить только талантливый человек. Здесь требуется вдохновение. И еще, некоторые храмовые архитекторы занимают такую позицию, следуя которой они стараются проектировать в основном церковные сооружения и не размениваться на всякие развлекательные центры. И я считаю эту позицию верной.
Беседовала Елена Варова
Московская городская епархия
