Интервью с настоятелем храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутове протоиереем Кириллом Каледой.
Церковь жива
― Вы являетесь членом Синодальной комиссии по канонизации святых. Расскажите, как начинался процесс канонизации новомучеников и исповедников XX века? Это был 2000-й год?
― Нет, это было раньше. Комиссия по канонизации святых Русской Православной Церкви была создана к празднованию 1000-летия Крещения Руси. К этой дате митрополитом Коломенским и Крутицким Ювеналием была проделана большая работа по изучению опыта канонизации святых в Русской Православной Церкви. Было понимание того, что без свидетельств о рождении в Церкви новых святых она жить не может. Если нет новых святых ― значит, Церковь умерла, а процесс канонизации является подтверждением того, что Она жива. Владыка Ювеналий очень хорошо сформулировал эту мысль. И именно тогда был поднят вопрос о необходимости организации этой большой работы по подготовке к канонизации святых нашей Церкви. В результате на Юбилейном Соборе, приуроченном к 1000-летию Крещения Руси, был прославлен целый ряд святых. Естественно, вопрос о канонизации новомучеников тогда не стоял, потому, что «у руля» еще была советская власть. Тогда были прославлены древние святые, такие как Димитрий Донской, старец Амвросий Оптинский, отец Иоанн Кронштадтский и другие. Но на основе этой работы, с одной стороны, богословской, с другой стороны, исторической, были сделаны определенные выводы и накоплен опыт, который впоследствии помог в вопросе канонизации святых, просиявших уже в XX веке. В ряду первых были прославлены Патриарх Тихон, священномученик Серафим (Чичагов), пострадавший на Бутовском полигоне, митрополит Петр (Полянский), архиепископ Фаддей (Успенский).
Комиссия начала работать, и возглавил ее митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий. В 90-х годах стало ясно, что появляется возможность прославления новомучеников, открылись архивы, стало возможным проводить исследования. Мало того, приближался двухтысячелетний юбилей пришествия в мир Господа нашего Иисуса Христа, и Русская Церковь должна была отметить это событие чем-то значимым. Тогда-то и была высказана мысль о том, что к этому времени должны быть прославлены новомученики и исповедники Русской Православной Церкви. К тому времени уже был утвержден Собор новомучеников Российских, хотя и немногочисленный. В конце 90-х годов членами Комиссии по канонизации была проведена просто титаническая работа. Я, откровенного говоря, даже не совсем понимаю, как это удалось. Ведь было обработано колоссальное количество материалов, к которым относятся и архивные дела, и те сведения, что сохранились в памяти церковных людей. На Соборе к лику святых было причислено 1200 новомучеников и исповедников Российских. Причем было определено, что прославляется Собор новомучеников, в который поименно включается каждый из этого числа, и со временем он будет увеличиваться, поскольку было понимание того, что этой цифрой Собор не ограничивается, и если смотреть на вещи реально, можно сказать, что мы никогда не узнаем имена всех святых, появившихся в Церкви в XX веке. Ведь многие из них погибли и приняли мученический венец в таких условиях, что нам узнать об этом невозможно, это было сокрыто, если в древние времена, в годы римских гонений, мученическая смерть происходила практически всегда прилюдно, то в годы советской власти гонители специально старались сокрыть свои злодеяния, и для этого создавали указы и декреты относительно того, что все это должно храниться в тайне, а некоторые документы просто уничтожались. В какие-то бумаги специально вносились ложные данные для того, чтобы опорочить Церковь.
― Это тоже нужно было выявить?
― Конечно. Некоторые члены Комиссии столкнулись с тем, что не все люди, чьи дела изучались с целью представления к канонизации, в том числе в священном сане и, к сожалению, даже в сане архиерейском, оказались достойны своего звания и стойко пронесли этот крест. Церковь говорит это не в осуждение, потому что никому из нас не пожелаешь пережить то, что пережили они. Но все же факт остается фактом. Некоторые из них повели себя на следствии таким образом, что в результате их показаний пострадали другие люди. И тех, по чьей вине это произошло, Церковь не прославляет в лике святых, она молится о них, сожалеет о том, что с ними так произошло. В лике святых прославляются только те, кто смог пронести этот крест до конца достойно.
― Известно, что в отношении некоторых людей, причисленных к лику святых, позже вскрылись обстоятельства, их дискредитирующие. Эти люди должны быть исключены из лика святых? Как решается этот вопрос?
― Да, о ряде людей, причисленных к лику святых, появилась информация, которая может быть соблазнительна для Церкви. Конечно, нет и не было никакой деканонизации. Но было принято решение об исключении этих людей из месяцеслова. Вместе с тем, как сказал Святейший Патриарх, это не значит, что их местное почитание должно быть прекращено. Например, в честь святителя Василия Кинешемского и некоторых других людей, попавших в этот разряд, освящены храмы, их почитают и им молятся, в честь них крещены люди, словом, почитание не возбраняется. Но, тем не менее, всеобщее поклонение и прославление не рекомендуется, поэтому их имена были исключены из списка тех святых, которые публикуются в нашем церковном календаре.
Засекреченный подвиг
В течение целого ряда лет после Собора 2000 года Комиссия продолжала активно работать. Надо отметить, что трудилась не только Синодальная комиссия. При каждой епархии рекомендовано было создать местную комиссию по канонизации святых. И, к великому сожалению, к этому прислушались не все, не во всех епархиях эта комиссия работала активно. В результате чего время было упущено и, возможно, безвозвратно. Дело в том, что в начале 2000-х годов изучать подвиг новомучеников было еще возможно, а к 2010 году законодательство нашей страны изменилось по отношению к тем данным, которые хранятся в архивах, и целый ряд документов был вновь засекречен и теперь недоступен для исследователей. Причем это как раз та часть материалов, которая может свидетельствовать о том, что человек повел себя на следствии недостойно.
Фактически сейчас процесс канонизации новомучеников и исповедников Церкви Русской сведен на «нет», потому что мы потеряли доступ к документам. Более того, есть опасения, и архивные работники их подтверждают, что эти документы могут быть просто утрачены. Дело в том, что они заложены в конверты, которые потом прошили ниткой. И если даже через какое-то время эти документы будут вскрыты, неизвестно, в каком они будут состоянии. Трудно представить, можно ли будет что-то прочитать на бумаге, которой более семидесяти лет, да еще и несколько раз прошитой ниткой.
Однако сейчас остается возможность исследовать судьбу людей, пострадавших от революционных репрессий в 1918-1919 гг. В те годы в момент задержания фактически не велось никаких следственных действий. Тогда приходили красноармейцы, стаскивали несчастного батюшку с колокольни и в лучшем случае расстреливали. Перед этим еще и издевались: таскали за бороду, привязывали к хвостам лошадей, волокли по земле и только после этого предавали смерти, и то не всегда. Известны случаи, как новомученики этого времени закапывались в могилу живыми, пример тому священномученик Константин Голубев. Относительно этих святых не осталось никаких документов, но сохранились некоторые свидетельства. И сейчас вопросы, относящиеся к канонизации людей, убиенных в то время, наконец-то рассматриваются. Не могу сейчас назвать какие-то имена, потому что Комиссия по канонизации ― это совещательный орган, который собирает и подготавливает материалы, а решение о канонизации принимается Священным Синодом и Собором, после чего эти решения публикуются официально. И мы не имеем права оглашать какую-то информацию прежде этого. Слава Богу, что работа по изучения подвига новомучеников все же ведется, несмотря на те трудности, с которыми мы сейчас столкнулись.
― Неужели нельзя как-то повлиять на процесс возвращения доступа к документам, которые могли бы свидетельствовать о святости людей, пострадавших в годы репрессий?
― Думаю, что так утверждать было бы неправильно. Мы должны молиться о том, чтобы Господь открыл нам новых святых, в первую очередь этим мы можем повлиять на этот процесс. С другой стороны, конечно, необходимо предпринимать попытки изменить этот закон, потому что он принимается людьми из каких-то своих соображений, которые тоже можно оспаривать. Святейший Патриарх неоднократно говорил о том, что эту проблему нужно каким-то образом решать, чтобы Церковь имела доступ к необходимым документам. Этот вопрос поднимает и светская часть нашего общества, архивисты, которые изучают историю людей, пострадавших в годы репрессий. Но, к сожалению, пока положительного решения нет. Будем надеяться, что рано или поздно это произойдет, и мы вновь будем полноценно вести работу над этими архивными документами.
― Отец Кирилл, расскажите, пожалуйста, какие документы необходимо подготовить на ознакомление Священному Синоду для принятия решения о канонизации?
― Во-первых, должно быть составлено подробное жизнеописание этого человека, основанное не на устном предании, а в первую очередь на документах. Должна быть собрана подробная биография: дата и место рождения, кем были его родители, где он учился, работал или служил. Обязательно наличие архивно-следственных дел. В большинстве случаев эти дела заводились. Если же такового нет, то разговора о канонизации быть не может, потому что нельзя быть уверенными в том, что не было прецедентов, препятствующих канонизации.
Опять же, возвращаюсь к разговору о том, что в 90-х и 2000-х годах к подобным делам был доступ. Надо отдать должное владыке Ювеналию, который провел колоссальную работу по изучению жизни мирян и священнослужителей, служивших в Московской епархии. Был поднят и изучен колоссальный массив архивно-следственных дел. Благодаря этому в Московской городской и областной епархиях было прославлено очень много святых. 335 из них лежат в Бутове.
Прославление такого сонма мучеников ― это просто чудо Божие! Люди, которые были свидетелями этих гонений, понимали святость подвига пострадавших, и им просто в голову не могло прийти, что при их жизни будет прославлено такое количество новомучеников. Это чудо, Божия милость к нам! Тем более, что случилось это тогда, когда мир все дальше и дальше уходит от Христа. И Русская Церковь показала своих исповедников как идеал. Эти святые жили не когда-то в древние века, они ― наши современники. Ценно то, что именно в наше страшное время они сумели явить образ святости.
Недавно мне в голову пришла такая мысль. Как это ни парадоксально, но Русь доказала, что она святая не тогда, когда ей управляли благочестивые православные монархи, не в то время, когда Православие было государственной религией. Русь доказала, что она святая, когда находилась под безбожной властью. И несмотря на то, что многие из тех, кто называл себя христианами, отошли от Церкви и творили беззаконие, другие исповедовали свою веру во Христа даже до смерти и сподобились святости. Такого количества святых одновременно живших на Руси не было никогда. Я думаю, что такого не было и ни в каких-либо других странах. Это уникально! Этот подвиг исповедничества, совершенный русским народом, не имеет аналогов.
«Да бросьте вы эту свою веру!»
Из нашего внимания выпало удивительное событие, которое произошло в начале 1937 года. В Рождественский сочельник, 6 января, была проведена перепись населения. И в отличие от других переписей, которые проходили не только в разные годы в России, но и в других странах, в эту перепись был включен вопрос об отношении к религии. Это было сделано в двадцатилетнюю годовщину октябрьской революции, в течение всего этого времени велась активная борьба с религией. Власти предержащие предполагали, что от большинства населения они получат ответ, отрицающий принадлежность к религии. Это должно было стать свидетельством победы большевистско-коммунистической идеологии. Но большинство опрошенных ответили, что они являются верующими людьми. 55 миллионов жителей Советского Союза сказали, что они верующие, причем в большинстве это были православные люди. Это количество составляло 44% населения. Такого массового исповедничества, наверное, не было никогда в истории. Ведь все прекрасно понимали, что о каждом, кто назвал себя верующим, было известно все, в том числе и адрес. А это значит, что человека в любое время могли арестовать. И в конце года началась страшная кампания по борьбе с врагами народа, в ходе которой за полтора года было расстреляно 700 тысяч человек и 1,5 миллиона арестовано. Это событие вошло в нашу историю как «Большой террор». После этого гонения Русская Церковь была на грани существования, потому что на свободе оставалось только 4 епископа. Апостольская преемственность в нашей Поместной Церкви могла быть прервана. Но Господь не допустил этого.
― Поправьте меня, если я не права, но, по моим наблюдениям, подвиг новомучеников не оценен. Может быть, слово, которое я употреблю, не совсем корректно, но исповедники XX века не так «популярны» среди верующих людей, не так часто, как хотелось бы, в их честь детям дают имена…
― Не могу согласиться с вами полностью. Их подвиг, несомненно, недооценен. Хотя, слава Богу, с 2000 года ситуация серьезно изменилась. Об этом я могу свидетельствовать как настоятель храма здесь, в Бутове. Люди, приходящие крестить своих детей, очень охотно соглашаются называть их именами новомучеников. Я знаю и о том, что много монашествующих сейчас носят их имена, в том числе и архиереи. Вот недавно ректор Санкт-Петербургской духовной академии владыка Амвросий говорил, что они постригают послушников с именами новомучеников. В их честь строятся храмы. Да, может быть, в основном в честь Собора новомучеников, а не отдельного святого, престолы освящают в честь Царственных страстотерпцев, Патриарха Тихона. И сейчас это уже не единичные храмы. Каждый год мы ездим в паломнические поездки по местам жизни и подвига новомучеников. В этих поездках мы видим, что в провинции их память почитается, люди любят своих святых и с радостью принимают нас. Слава Богу, память новомучеников и исповедников начинает занимать достойное место!
Тем не менее, я соглашусь с вашим мнением, явление новомучеников пока, все же, не очень понятно. Скажу больше, даже в Москве не все храмы, в которых служили новомученики, почитают их память. Конечно, воспринять подвиг новомучеников непросто. Мы приучены, что святой ― человек совершенно не обычный.
― Из другого теста…
― Да, из другого теста. Например, Вселенские святители. Совершенно очевидно, что говорить так, как говорил Иоанн Златоуст, мы не сможем. И создать такие богословские труды, как у Василия Великого, тоже никто не сумеет. Их святость недостижима. А в батюшке из соседнего прихода нет ничего особенного: жил, служил, корову пас, потому что надо было кормить семью, детей воспитывал, проповеди говорил, в которых нет ничего особенного. Какая же тут святость? Конечно, и среди новомучеников были удивительно одаренные личности. Но в основном эти люди были именно такие, как этот батюшка, простыми людьми. Мне кажется, что именно это для нас и должно быть важным. Они были такими же, как мы с вами, не выделялись чем-то необычным, не заслуживали особого к себе внимания. Но у них оказалась такая вера! Несмотря на то, что им было больно, им было страшно и не только за себя, но и за своих близких, они не предали Бога. Когда новомучеников уводили под арест или на расстрел, они думали о том, как же будут жить их детки. Но они не отказались от служения Господу, они не отказались от Христа. Мы знаем много примеров, когда батюшке говорили: «Да бросьте вы эту свою веру! У вас же дети, семья. Что с ними будет?» На что он отвечал: «Я не могу. Я окаянный, грешный, но я не могу. Господь меня на это поставил, и я должен служить». И человек продолжал служить. А потом его хватали, избивали и хорошо, если расстреливали, а бывало, что и живым закапывали в могилу, чтобы экономить патроны. Сведения об этом есть. Здесь, в Бутове, действительно стреляли, а в некоторых местах забивали дубьем, а потом полуживыми закапывали в могилы или душили веревками.
Тот подвиг, который совершал преподобный Серафим Саровский, стоя на камне тысячу ночей, мы с вами не совершим, а к подвигу новомучеников мы должны быть готовы. Для нас это пример.
Святой дедушка Володя
― Для вас такой пример исповедания веры совсем близок. Вы ― внук священномученика Владимира (Амбарцумова). Действительно, мы живем в удивительное время, когда можно поговорить со внуком прославленного святого и узнать, каково это?
― Вы знаете… Недавно я прочитал интервью, которое дал мой старший двоюродный брат отец Алексий Амбарцумов, он старше меня больше, чем на десять лет, и давно служит в Санкт-Петербургской епархии. Я был поражен, насколько близкие слова к тому, что у меня на душе, он нашел, чтобы выразить свои чувства. Он тоже отвечал на вопрос о том, как это быть внуком святого. Вот, что сказал мой брат: «Да очень просто. Мы всегда знали, что наш дедушка святой. Хотя нам в голову не приходило, что он может быть прославлен в лике святых, что когда-то это произойдет». Наша семья, моя мама, ее брат отец Евгений ― папа отца Алексия, всегда знали, что дедушка святой. Нас воспитали так, что мы понимали святость дедушкиной жизни. Но понимая это, мы не гордились, не превозносились, не выделяли себя из среды наших сверстников.
Я об этом знал с самого раннего детства. В начале 60-х годов, во времена так называемой хрущевской оттепели, которая являлась очередным этапом серьезного гонения на Церковь, мы молились о том, чтобы узнать, как умер дедушка Володя, потому что мы знали только сам факт его смерти по причине того, что он был священником, но не знали ее обстоятельств. О том, что он расстрелян, мы узнали только в 1989 году. Родители не скрывали это от нас и сумели создать для нас круг друзей, которые происходили из верующих семей, в которых также были пострадавшие. Я прекрасно знал, что вот у этого моего друга дедушка погиб в лагере, этот человек, старший друг моих родителей, сам сидел в лагере, и так далее. Мы понимали, что не являемся исключением. Конечно, это накладывало на нас определенную ответственность. Мы понимали, что дедушка пострадал, и ради того, чтобы поехать заграницу и сделать себе успешную карьеру, мы не могли вступить в комсомол и пожать руку дьяволу. У нас была большая семья, и мы расходились в разные школы, чтобы не обратить внимание на то, что никто из нас не вступает в комсомол. Каждый из нас понимал, что он имеет определенные ограничения в нашей светской деятельности, что мы не вольны выбирать все профессии, потому что некоторые из них являются идеологически важными, и нам там делать нечего. Мне, например, с детства была интересна история, но папа сказал сразу: «Пойми, история ― это идеологическая наука. Что тебе там делать?» И я очень рано понял, что мне, действительно там делать нечего, и пошел в геологию по папиным стопам. Я благодарен Господу за этот путь, за этот опыт. Но определенные ограничения были, и мы воспринимали их как должное. Дедушка Володя пострадал за Христа, и мы не могли, да и не желали идти на компромиссы со своей совестью.
«Детей надо воспитывать на кладбище»
― Вы знали о том, что ваш дедушка расстрелян и относились к этому ответственно. Однако, есть мнение, что детям о том страшном времени рассказывать не стоит, им вредно знать истории о исповеднической кончине святых новомучеников…
― Я приведу фразу, с которой я согласен. Она принадлежит владыке Феогносту, наместнику Троице-Сергиевой лавры, который каждый год приезжает сюда, в Бутово, в день памяти священнномученика Кронида (Любимова). Владыка сказал замечательную фразу, которая очень понравилась моей дочери: «Детей надо воспитывать на кладбище». Неправильно, когда мы пытаемся скрыть от детей существование смерти. Дети получаются ущербными. Конечно, детей ни в коем случае нельзя пугать этим. И нас родители никогда не пугали, напротив, старались вырастить нас жизнерадостными. Более того, мне в детстве и юности пришлось общаться не с одним десятком людей, которые прошли через эти страшные испытания, и как это ни парадоксально, все они были светлыми и жизнерадостными людьми. Почему? Да потому что Христос был с ними, а если мы со Христом, то и к смерти мы относимся спокойно, и живем нормально, потому что мы понимаем: смерть ― это не конец жизни. Да, это важный, в каком-то смысле страшный этап, но это не конец. Это переход в другую жизнь. Понимая это, мы идем по земной жизни без всяких комплексов и боязни того, что все кончится, нас закопают в землю, и черви нас съедят. Мы думаем о том, как войти в другую жизнь. А земной путь пытаемся выправить, несмотря на все наши слабости, ошибки и грехи.
― Отец Кирилл, какое-то время назад находились люди, сомневающиеся в том, что в Бутове были массовые расстрелы, и это место обросло легендами. Расскажите, какие работы проводились на Бутовском полигоне по изучению событий, происходивших здесь в годы репрессий.
― Эта ситуация возникла достаточно давно. Однако, о том, что это место является захоронением, свидетельствует справка, подписанная начальником Московского управления Министерства государственной безопасности, так эта организация называлось в 93-м году. Сейчас это ФСБ. В ней написано, что Бутово является местом массовых расстрелов и захоронений жертв политических репрессий. Этот документ был составлен на основе исследовательской работы, которая была проведена внутри ведомства КГБ. Потому что в начале 90-х годов в архиве КГБ были обнаружены акты о проведении в исполнение приговоров к высшей мере наказания в отношении 20 762 человек. К великому сожалению, в этих актах не было указано место приведения в исполнение приговора и место захоронения этих людей. Это было сделано потому, что в инструкции к операции по борьбе с врагами народа в 1937 году было четко написано, что нигде в документах не должно быть указано место захоронения.
Но в начале 90-х годов еще был жив человек, который в конце 30-х исполнял обязанности коменданта хозяйственного управления НКВД по Москве и Московской области. И когда сотрудники Министерства госбезопасности, проводящие это расследование, приехали к нему, он не сразу, но все-таки дал показания о том, что в 37-38 годах основным местом приведения в исполнение приговоров к высшей мере наказания и захоронения убиенных был Бутовский полигон. Когда этому человеку показали документы, он увидел подписи ответственных исполнителей этих приговоров и узнал этих людей. Как он выразился, они работали в Бутове. И благодаря этому, списки из 20 с лишним тысяч человек удалось «привязать» к Бутовскому полигону.
Тем не менее, разговоры о том, что здесь ничего не происходило, продолжались. В связи с этим в 97-м году наша община получила благословение от Святейшего Патриарха Алексия II произвести археологические исследования одного из погребальных рвов. И один из них был вскрыт. Он представляет собой участок площадью примерно 12 метров. Около него был сделан шурф, чтобы посмотреть глубину захоронения. Было установлено, что на этом участке площадью в 12 квадратных метров было захоронено более 150 человек. В некоторых случаях черепа имели следы огнестрельных ранений. Эта работа проводилась специалистами-археологами, были привлечены судмедэксперты, антропологи, эксперты по баллистике и даже специалисты по одежде, оказывается, есть такие люди, которые занимаются ее изучением. Словом, было произведено полноценное изучение этого участка. Мы постарались не тревожить захоронение и сами останки. Мы вскрыли часть рва, убедились, что здесь покоятся убиенные, определили его размеры и глубину. Также мы наткнулись на лежащие в земле вещи, которые явно принадлежали убиенным, и некоторые из них взяли из раскопок. О результатах этого исследования я докладывал сотрудникам Федеральной службы безопасности.
После этого в 2000-х годах правительство Московской области выделило средства на то, чтобы провести благоустроительные работы на территории захоронений. Предполагалось, что погребальные рвы нужно обозначить в виде погребальных холмов, что мы и осуществили. Когда мы пришли, это были канавы, которые весной и после дождей заполнялись водой, и иногда было непонятно, захоронения это или следы другой человеческой деятельности, потому что раньше эта территория была окраиной усадьбы. И вот на основании той работы, которая была проведена нами в 97-м году, начали делать площадные работы на этих семи гектарах, огороженных забором. В результате этих работ было выявлено 13 погребальных рвов, границы которых были прослежены шурфами. В тех случаях, когда было непонятно, что это погребальный ров, делались дополнительные шурфы, которые доходили либо до останков, либо до каких-то артефактов, которые подтверждали, что это не погребальный ров. Например, мы нашли дорогу XIX века, пруд и т.д.
Что это за рвы? Когда мы говорим о братской могиле, то чаще всего мы представляем углубление размером 5 на 5 или 10 на 10 метров. Хотя, например, жители Петербурга знают, что такое Пискаревское кладбище, и понимают, что братская могила может выглядеть и не так. Вот у нас тоже не так. Эти рвы копались экскаватором, и мы видели следы от ковша на стенках. Их глубина составляет 4 метра, ширина ― 5 метров, длина их доходит до 100 и более метров. Общая протяженность тех рвов, которые мы обнаружили на Бутовском полигоне, составляет 900 метров. Если все рвы, которые мы обнаружили, наполнены таким же образом, как тот, что мы исследовали, можно сделать вывод, что на Бутовском полигоне захоронено около 40 тысяч человек. Но мы имеем данные о 20 тысячах.
Известно, что расстрелы и захоронения начались здесь до августа 1937 года, по некоторым сведениям, они происходили уже в 1935 году, и вплоть до начала 50-х годов сюда привозили тела умерших и расстрелянных в московских тюрьмах. В 90-х годах я видел человека, который жил в соседней деревне, работал водителем в этом учреждении и возил сюда трупы. Опираясь на историко-статистические исследования, которые изучают количество расстрелов, происходивших с середины 30-х до начала 50-х гг., с учетом того, что расстрелы велись не только на Бутовском полигоне, и что убиенных сжигали в крематории рядом с Донским монастырем и подхоранивали на московских кладбищах, можно предположить, что в Бутове лежит, все же, не 40 тысяч человек, но и не меньше 30 тысяч. Из них мы знаем имена 20 762 человек, про остальных ничего не известно.
― И среди этих людей были не только православные…
― Конечно. Понятно, что в основном сюда привозили жителей Москвы и Московской области, и среди них много самых простых людей, крестьян, рабочих, которые преимущественно были православными. Но вместе с ними пострадали люди со всего света. Например, здесь погиб один бур ― это житель Южной Африки, потомок голландца, который приехал в Россию строить коммунизм, и оказался здесь. В Бутове есть немцы, латыши, эстонцы, поляки, греки, много евреев.
Торжество Православия
― А представители других конфессий не пытались обозначить здесь свое присутствие?
― Для большинства других конфессий нет необходимости делать то, что делают православные. Явление, произошедшее на Поклонной горе, с точки зрения богословия и теологии, абсурдно. Я имею ввиду строительство там православного храма, синагоги и мечети. Потому что ни у мусульман, ни у иудеев нет необходимости строить в подобных местах культовые здания. Но когда чиновники, которые очень далеки от этих знаний, предложили им это сделать, отказываться они не стали.
На Бутовском полигоне Православная Церковь появилась сразу после того, как стало ясно, что здесь похоронено много православных священников, хотя в то время еще в голову не могло прийти, что вскоре из их числа будет прославлен целый сонм новомучеников. Тогда на это место приходили родственники расстрелянных, в том числе и наша семья. Один раз я видел жену убиенного на этом месте, некоторое время сюда приходил брат расстрелянного человека. Естественно, эти люди были в очень преклонном возрасте. И когда в феврале 1994 года об этом месте узнал Святейший Патриарх, он сразу сказал, что здесь должен стоять храм-памятник. Но в это время он занимался строительством Храма Христа Спасителя, и понятно, что активно включиться в строительство этого храма было затруднительно. Но мы, родственники, в том числе и пожилые люди, которым оставалось жить меньше года, как моему папе, например, организовали в Бутове общину.
― Здесь был расстрелян ваш дедушка, отец вашей мамы?
― Да, он был расстрелян здесь. И только благодаря ему, я оказался здесь, в этом прямая связь. А мой папа, протоиерей Глеб Каледа, был его духовным сыном, прекрасно его знал, очень любил, почитал и свято хранил память о дедушке Володе. Весной 94-го Бутово было открыто, а папа предстал перед Господом осенью того же года. Было понятно, что дети убиенных людей начинают уходить из этой жизни, поэтому нужно было срочно строить на этом месте храм, чтобы они могли сюда прийти и помолиться за своих родственников. И мы обратились к Святейшему с просьбой походатайствовать о предоставлении земельного участка под строительство храма. Никому в голову тогда не могло прийти, что Церкви будет передан весь полигон. Но оказалось, что тогдашнее Министерство госбезопасности не знало, как содержать этот участок и подобную ему Коммунарку. Было предложено передать их Московской области для нужд каких-нибудь организаций. А администрация области понимала, кому нужны такие участки? Ну, не огороды же на них сажать. И когда увидели обращение Патриарха с просьбой передать землю под строительство храма, то представители администрации Московской области приехали в Патриархию и сказали: «Заберите не только Бутово, но и Коммунарку, и не кусочек, а всё». И Святейший благословил взять не только Бутово, но и ее. С тем, чтобы молиться тем людям, которые здесь лежат, а в Коммунарке молиться за тех, кто лежит там. Там было решено сделать подворье одного из монастырей. Так и было сделано.
Сразу после того, как полигон передали Церкви, нашлись люди, которые возмутились этим фактом, поскольку здесь лежат не только православные. И появился очень активный человек Михаил Борисович Мидлин, которому нужно отдать должное за его труды. Он был очень своеобразным человеком, евреем по происхождению, коммунистом, был двадцатитысячником, работал в колхозах в конце 20-х ― начале 30-х годов. Потом его отправили на десять лет в Магадан, и только благодаря тому, что он был могучим под два метра ростом, широкоплечим, с упорным характером, выжил.
Когда в 90-х годах появилась возможность как-то увековечить память пострадавших, он стал активно этим заниматься и очень многое сделал для того, чтобы Бутовский полигон был открыт для общественности. Узнав, что Бутово передано православным, он возмутился и сказал, что сюда нужно привести представителей всех конфессий. Тогда я был еще светским человеком и являлся старостой приходского совета. Михаил Борисович обратился ко мне с вопросом, можно ли приехать. На что я сказал, что это место свято для всех, у кого здесь лежат родственики, и никаких запретов быть не может. Тогда он собрал представителей других конфессий: иудеев, мусульман, буддистов, протестантов, католиков. Однако наш разговор состоялся зимой, когда наша деятельность только начиналась, и я предложил им приехать весной. Когда Михаил Борисович стал уточнять день, я сказал, что мы молитвенно вспоминаем усопших на Радоницу. И все представители иных конфессий, многие из которых по своим богословским воззрениям считают, что не нужно совершать поминовение усопших, приехали на православную Радоницу. Например, у протестантов нет молитвы об усопших, а некоторым другим религиям их каноны просто запрещают посещать места, где погребены неверные, это считается осквернением. Но они приехали и каким-то образом почтили память своих усопших. К нам они не подходили, за исключением немецкого пастора, который подошел к нам с приветствием. Михаил Борисович сумел договориться с московским правительством о том, чтобы оно выделило автобусы, а общество «Мемориал» обзвонило родственников пострадавших, и его усилиями сюда было привезено несколько сотен родственников убиенных. О происходившем я докладывал владыке Арсению и сказал: «Владыка, произошло Торжество Православия. Ведь представители всех конфессий приехали поклониться своим усопшим в день православной Радоницы». Это мероприятие прошло всего два или три раза, его организатор Михаил Борисович заболел, к тому времени ему было уже около 90 лет, он какое-то время жил в доме престарелых и вскоре скончался. Но у родственников осталась традиция приезжать в Бутово на Радоницу. Их по-прежнему обзванивают, присылают за ними автобусы и организовывают поездку. Большинство из этих людей присутствуют на нашей панихиде, потом все возлагают к памятнику венки, произносят какие-то добрые слова, мы организовываем поминальную трапезу.
При нашем приходе мы создали мемориально-просветительский центр, первой задачей которого было изучение нашей национальной традиции почитания подобных мест.
Наши предки создавали так называемые Божии дома, в которых помещали тела иноверцев, которые умирали на территории нашей страны. И раз в год, в четверг перед Троицей, приходили к этим домам, разбирали останки и захоранивали их, совершая определенное последование поминовения. Подобные захоронения были при многих городах, в Москве даже была улица Божедомка. Изучив сначала наши православные традиции, мы обратились к традициям иных конфессий и даже провели конференцию, на которую пригласили их представителей. На прямой вопрос, который мы задали представителям мусульман и иудеев: «Нужно ли вам строительство культовых зданий на местах, подобных Бутовскому полигону?», они ответили, что, исходя из их религиозных воззрений, им делать это не нужно. Единственные, кто сюда изредка приезжают ― это католики.
Иконография новомучеников
― Отдельный интерес вызывает иконография новомучеников. Сохранились фотографии многих из них. Икона должна передавать портретное сходство? Может быть, в связи с этим каким-то образом изменены каноны иконописи?
― Икона ― это все же не фотография и не портрет. Если на последних изображается лицо человека, то на иконе ― лик. Но, тем не менее, и иконы новомучеников, и иконы других святых несут портретные сходства с первоисточником, например, наша иконографическая традиция изображения Христа близка к тому образу, который мы увидели на Туринской плащанице.
Я скажу, что это очень большая проблема, потому что у новомучеников есть родственники, у которых есть их фото. К тому же, у родственников есть некий образ, который запечатлелся в памяти. Конечно, нужно, чтобы этот образ был передан на иконе. Это очень сложная задача. Иногда это удается, а иногда и нет. Есть такой святой ― отец Сергий Голощапов. Ко мне приходил его сын Павел Сергеевич, ныне покойный. Когда его отца прославили в лике святых, он заказал его икону одному известному иконописцу, семья предоставила фотографии, портреты; и надо сказать, что мастер написал его не совсем в строго иконописной манере. Павел Сергеевич не принял эту икону, он сказал: «Нет, это не папа». А когда он приехал к нам и увидел икону отца, написанную для нашего иконостаса, сказал: «Это папа, это он».
Сейчас написано достаточно много икон моего дедушки, и на каких-то я его узнаю, а какие-то меня совершенно не трогают.
Со мной был удивительный случай. Меня пригласили служить в храм мученицы Татианы при МГУ в день престола. Мы вышли встречать Святейшего, и вдруг я вижу, что напротив меня висит икона, но она на таком расстоянии, что я не могу прочитать, кто на ней. Однако я вижу, что на соборной иконе изображен дедушка. И на меня просто нахлынуло чувство: «Это же дедушка!» Начал соображать, что это за икона, и понял, что на ней изображены те, кто связан с московским университетом, а дедушка его оканчивал.
― Батюшка, какими вы видите уроки минувшего столетия?
― Мне кажется, что мы еще не осознали и не усвоили эти уроки. А они заключаются в том, чтобы мы были верными Христу и Его Церкви, чтобы не было тех страшных трагедий, через которые прошел наш народ, отказавшись от Бога.
Беседовала Елена Варова
Московская городская епархия
