Владимирская икона Божией Матери особо почитаема православными верующими. По молитвам перед этим образом Пречистой Девы в 1521 году — 500 лет назад — Москва была спасена от разорения ханом Мехмедом Гераем.
Согласно церковному календарю Русской Православной Церкви, 21 мая по ст. ст. — день, посвященный воспоминанию об избавлении Москвы в 1521 году от разорения крымской ордой. Ныне год юбилейный: прошло 500 лет с тех пор, как могущественный хан Мехмед I Герай (по русским летописям — Магмет Кирей), разгромив русский заградительный полк, перешел со своим войском Оку у Коломны. Сюда же привел свои отряды его союзник и младший брат казанский хан Сахиб Герай, который опустошил перед этим Нижний Новгород и Владимир. В самом конце июля огромная объединенная армия — более 100 000 воинов — была уже у границ российского стольного града. Дальше ордынцы не пошли. Но Москва оказалась в трудном положении, а население, по утверждению австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна, который посещал Россию в 1517 и 1526 годах, впало в панику. Великий князь Василий III Иванович столицу оставил ради сбора рати для отражения татар. А москвичи тем временем от его лица вступили с Мехмедом в переговоры. Последние закончились позорным письменным обязательством Москвы возобновить выплату ежегодной дани, получив которое, хан Герай 12 августа удовлетворенно ретировался. Свое войско он направил к Рязани. При этом столичные окрестности — Коломенская, Каширская, Боровская волости — были нещадно и безжалостно разграблены.
Но в Рязани ордынцы наткнулись на жесткий отпор. Здешний наместник великого князя Хабар Симский (Иван Васильевич Образец Добрынский) встретил их решительным пушечным огнем. К тому же астраханские татары устремились на помощь русским. В этих обстоятельствах крымский властитель предпочел вернуться домой, причем без московской грамоты о дани, которую Хабар Симский выманил у него хитростью. Такова внешняя канва реальных событий.
Надо сказать, летописи сообщают об этом скупо. Вот, например, что известно по Воскресенскому Новоиерусалимскому списку Софийской второй летописи, относящемуся к началу XVII века:
«Того же лѣта (7029 от с.м., то есть 1521 от Р.Х.), июля 28, безбожный, гордый крымский царь Магмедъ-Кирей… собрася съ братьею и съ своими дѣтми, и съ крымскими людми, и съ большие Орды Заволжския, и съ Нагаи, вскорѣ безвѣстно приде на великого князя вотчину. И при березѣ Оки рѣки съ воинствомъ пришедъ, и ту убьени быша воеводы великого князя… И пошелъ царь воевати Коломеньскихъ мѣстъ… и плѣнъ немалъ собралъ, и святыя церкви сквернилъ. А стоялъ самъ царь на Сѣверке 2 недѣли, а вои распустилъ, а изгономъ иные люди были въ Островѣ, въ великого князя селѣ подъ Москвою, да и на Угрѣшѣ монастырь сожгли. А москвичи посажене и изъ уѣздовъ въ тѣ поры сидѣли въ городѣ на Москвѣ въ осадѣ. И князь велики выиде съ Москвы на Волокъ и нача сбиратися съ воеводами своими и съ людми. И послышав то окаянный Магмедъ-Кирей царь и вскорѣ возвратися въ своя мѣста, не дожидаяся великого собранья…».
Другие летописные рассказы еще более лаконичны. Скорее всего вспоминать об этом не хотели. Действительно, легко представить себе состояние москвичей. Несомненно, они испытали перед нависшей над ними угрозой настоящие ужас и смятение, от которых давно уже отвыкли. Вряд ли сомнительна и охватившая их великая радость по случаю скорого спасения, правда, смешанная с горечью от немалых потерь и утрат. Поэтому совершенно естественно думать об их молитвенном уповании на помощь Божию и о благодарности за скорое избавление от беды.
И память, как ни больно было думать о случившемся, не отпускала. Постепенно стало вспоминаться удивительное. И счастливое избавление Москвы от полного разорения начали связывать с Небесным попечением Пресвятой Богородицы о городе. Со временем все слухи об этом были записаны, и предание, таким образом, получило твердое основание.
К середине 60-х годов XVI века была закончена работа над официальным сводом историко-биографических сведений о всех Рюриковичах — предках по прямой линии царя Иоанна IV Васильевича — над «Книгой степенной царского родословия».
Этот труд инициирован был святителем Макарием, митрополитом Московским и всея Руси, исполнялся его сотрудниками, среди которых наиболее значимым по конкретному литературному вкладу считается протопоп Благовещенского кремлевского собора и царский духовник Андрей, который почти сразу после кончины Макария (9 февраля 1564 г.) был избран на кафедру Предстоятеля Русской Церкви и в марте занял ее под именем Афанасия.
Предание о необычных происшествиях летом 1521 года и нашло место на страницах «Степенной книги». Ему посвящена 16-я глава 16-й «степени» (раздела) этого исторического обзора: «Чюдо новѣишие, како избави Богъ преславныи градъ Москву отъ лукаваго нашествиа безбожныхъ татаръ молениемъ Пречистыа Его Матери и великыхъ русьскыхъ чюдотворцевъ…». Точно такую же повесть содержит и Лицевой летописный свод, работа над которым закончена была в 1576 году.
Вот что сообщается в этой повести (текст цитирую по «Степенной»). Крымский хан Мехмед Герай, «безбожный царь», задумав по зависти «озлобити христоименитое Русьское царствие», не раз пытался опустошить «украины великого князя» (южные рубежи Московского государства), но безуспешно. Это принудило его заключить мир с Василием Ивановичем. Больше того, по «зломысленной дружбе» к князю, войска которого весьма успешно действовали в Белоруссии против Литвы (летом 1519 г.), хан «плениша Лятцькую землю» (речь идет о близких к Крыму южных районах Польско-Литовской унии). Но затем крымский царь решил воевать с Москвой «и собра многое свое безбожное воиньство, с нимъ же и литовьскаа сила, и черкасы, и ногайскыхъ татаръ».
Далее автор повести сообщает, что незадолго до «устремлениа поганыхъ иже к рускымъ предѣломъ» многим были явлены «ужасна видениа и страшна знамениа къ нашему исправлению». В частности вот что случилось с московским юродивым Василием Блаженным, «нагоходцем» (†1557). Как-то ночью он вдруг пришел к Успенскому собору в Кремле, встал напротив входа в храм и долго стоял неподвижно «унылымъ образомъ», тайно и со слезами творя молитву к Богу. Затем из храма послышался «шум великъ», двери входа открылись и сам собою «подвижеся с мѣста своего» образ Богоматери, «еже есть икона Владимирьскаа», раздался глас о том, что эта святыня «хощетъ» оставить город вместе «съ святители русьскыми», и на миг весь храм как бы вспыхнул и «абие спрятася огонь».
Вскоре после этого знамения «въ предѣлы русьскиа» пришла крымская орда «и множество христианьства победиша и поплениша, мужеска полу и женьска, и многы крови пролиаша, и многа осквернениа и растлѣниа содѣаша, и многиа села и святыя церкви пожгоша». Но Москву взять крымцам «не попусти» «Божественнаа сила». Остававшийся в столице глава Русской Церкви митрополит Варлаам и весь народ «на покаание обратишася, и во святыхъ церквахъ обще, и по домомъ и по кѣлиамъ особь непрестанно Бога моляху и Пречистую Богородицю, и великихъ русьскыхъ чюдотворцевъ, и всѣхъ святыхъ, и надежи спасениа не отпадаху».
В дни стояния татар под Москвой некая престарелая и слепая инокиня из Девичьего Вознесенского монастыря в Кремле (разрушен в 1929 г.), предаваясь молитве «о избавлении предлежащаа скорби», вдруг услышала «шумъ великъ, и вихоръ страшенъ, и звонъ яко площадьскыхъ колоколовъ» и в восхищении ума по Божию «мановению» «обретеся яко внѣ монастыря, и отвръзостася очи еа мысленыа, вкупе же и чювьственыя». И «дивное» открылось ее взору. Увидела она, как «из града» через Фроловские врата (в Спасской башне) выходит «съборъ святолѣпныхъ мужеи въ освященыхъ одеждахъ, многыя митрополиты и епископы» и среди них «велиции чюдотворцы Петръ, и Алексѣи, и Иона, и Ростовьскии Леонтии», идут они будто бы по чину крестного хода со множеством духовенства и народа и с преднесением чудотворной Владимирской иконы Пресвятой Богородицы. То есть предвидение Василия Блаженного очевидным образом сбывается.
И видит слепая инокиня, как навстречу этому крестному ходу от улицы Ильинки спешат преподобные Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. И припав к ногам святителей Московских и Ростовского, святые отцы спрашивают их, почему они уходят, куда направляются и на кого оставляют народ «в настоящее сие время варварьскаго нашествия». В ответе выясняется, что, несмотря на молитвы святителей, Бог повелел им вместе с чудотворным образом Богоматери «изыти из града сего», «понеже люди страхъ Божии презрѣша и о заповѣдехъ Божиихъ не радиша», и что эта вражеская напасть допущена для того, чтобы народ «покааниемъ» вновь обратился к Богу. Тогда Сергий и Варлаам «с плачемъ» стали просить святителей не оставлять своей «богопорученныа» паствы и усугубить «прилежныа» молитвы о ней к Пресвятой Богородице, дабы Она склонила Своего Сына «праведныи Его гнѣвъ на милость претворити». После этого святые собеседники совершили перед Владимирской чудотворной иконой совокупное и единодушное моление с литиeй, каноном, чтением Евангелия, ектеньями и всем, что положено по чину, и, на отпусте осенив «вся страны» крестообразным благословением, «въ градъ възвратишася».
В повести далее утверждается, что видевшая все это инокиня тотчас же очнулась у себя в келлии и после этого прожила еще два года, «очима ослепленыма свѣтъ видя», поведав о том, что с ней случилось, своему духовнику игумену Старого Никольского монастыря Давиду. По свидетельству автора данного рассказа, помимо инокини это видение предстало взору еще трех «благоговейных» женщин: Евдокии Коломянки — вдовы «нѣкоего воина костромитянина», Иулиании — вдовы «презвитера Евсевия» из Воздвиженской церкви у Фроловских врат (не сохранилась) и безымянной «сродницы» царского казначея Ивана Третьякова. Так что для сомнений в реальности происшедшего таинственного чуда у древнерусских читателей оснований не было. Но при этом мог возникнуть вопрос об участниках мистической встречи. Почему именно им отведена роль молитвенников о Москве? Ответы легко найдутся, если обратиться к истории.
Святитель Леонтий, один из первых русских епископов, прославился апостольским подвигом приобщения к христианству языческого населения Ростовской земли в XI веке. В этом отношении он вполне может считаться после святого Владимира Великого просветителем всей Северо-Восточной Руси. К лику святых Леонтий был причислен на рубеже XII-XIII веков. Еще раньше, при благоверном великом князе Андрее Боголюбском, его останки были обретены нетленными. Во время крымского набега на Москву они покоились в каменной раке Ростовского Успенского собора и всенародно почитались как чудотворные. А за несколько лет до набега — в 1514 году — эта рака по повелению великого Московского князя Василия III была украшена покровом, изготовленным в мастерских его супруги Соломонии Юрьевны Сабуровой.
Святитель Петр, митрополит Киевский и всея Руси, свое архипастырское служение посвятил прежде всего северной части своей области. Он стал первым, кто перенес резиденцию предстоятеля Русской Церкви из Владимира в Москву, он последовательно оказывал духовную поддержку именно московским князьям Юрию и Ивану Даниловичам в их политической борьбе с другими русскими удельными князьями.
Незадолго до своей кончины Петр заложил в Москве в качестве кафедрального каменный собор в память об Успении Пресвятой Богородицы. Здесь он и нашел свое последнее упокоение, мирно отойдя ко Господу 21 декабря 1326 года. Через 13 лет был канонизирован и почитался как небесный покровитель Москвы. Уместно отметить, что Василий III с особым почтением относился к памяти святителя Петра. В 1517 году по его повелению в Москве в Высоко-Петровском монастыре был возведен итальянцем Алевизом Новым кирпичный соборный храм во имя основателя этой обители.
Святитель Алексий, митрополит Киевский и всея Руси, сыграл особенно важную роль для возвышения Москвы и укрепления власти Московского князя. Наставник и советник великого князя Димитрия Иоанновича в политических делах, он был вдохновителем борьбы Руси за освобождение от ордынского ига.
Подвижник окончил земное бытие 12 февраля 1378 года. Погребен в Благовещенском приделе собора, освященного в память о Чуде святого архистратига Михаила в Хонех. В 1929 году храм был уничтожен, но рака с мощами святителя была спасена и перенесена в Богоявленский (Елоховский) собор. На Руси святого Алексия чтили как небесного попечителя о роде московских князей.
Святитель Иона, митрополит Киевский и всея Руси, — архипастырь, с возведением которого на первосвятительскую кафедру началась автокефальная, независимая от Константинополя, история Русской Церкви. Иона неотступно поддерживал князя Василия II Васильевича (Темного) в его борьбе за московский великокняжеский стол с мятежным галичским князем Дмитрием Юрьевичем Шемякой, призывая последнего к примирению с Василием Васильевичем. Поддерживал митрополит и политику Василия II, направленную на собирание русских земель под свою власть. После кончины (31 марта 1461 г.) Иона был погребен в Успенском соборе (Кремль), при перестройке которого в 1472 году обнаружились его нетленные мощи, и с этого времени началась череда чудес, происходивших с припадающими к ним людьми. Видимо, поэтому на церковном Соборе 1547 года Иону канонизировали как «великого чудотворца».
Именно ввиду почитания святых Петра, Алексия и Ионы кафедра предстоятелей Русской Церкви именовалась «престолом Московских чудотворцев».
Как Игумена земли Русской и «всея Руси чудотворца» чтили в Московском государстве преподобного Сергия Радонежского (†1392), чей духовный авторитет в восприятии народа Божия был наивысшим по отношению ко всем русским подвижникам во Христе.
Поддерживая великого князя Димитрия Иоанновича, преподобный примирял с ним удельных князей и благословил его самого на самоотверженное сопротивление могущественному беклярбеку и темнику Золотой Орды Мамаю в 1380 году на Куликовом поле. Подвижничество Сергия уже при жизни ознаменовалось чудесами, но посмертные его чудотворения — и исцеления, и вразумления, и спасение от бедствий и военных напастей — поистине неисчерпаемы. В Древней Руси их летопись была начата еще в середине XV века Пахомием Логофетом и велась вплоть до XVII столетия (Авраамий Палицын, Симон Азарьин). Здесь важно отметить, что преподобный Сергий наряду со святителями Леонтием и Петром в договоре, заключенном в марте 1448 года между Василием II и Дмитрием Шемякой, указан как небесный гарант достигнутого князьями мира.
Казалось бы, странно, что таинственным собеседником святителей и содельником преподобного Сергия в рассказе «Степенной книги» выступает преподобный Варлаам Хутынский, новгородский святой, никакого отношения ни к московской истории, ни к делам московских князей не имевший.
Он умер в 1192 году, задолго до образования Московского княжества. Однако некоторые его посмертные чудеса прочно связывают его почитание с Москвой. В 1410 году по молитвам к нему исцелился младший брат великого Московского князя Василия I Дмитриевича Константин. В 1460 году у гроба преподобного в Хутынском монастыре чудесно ожил умерший было Григорий Тумгень, постельничий великого Московского князя Василия Тeмного. В память об этом чуде при кремлевском храме Рождества Иоанна Предтечи в 1461 году был устроен придел, освященный в честь Варлаама.
В 1471 году великий князь Иоанн Васильевич III, пришедший в Новгород как завоеватель, был в Хутынском монастыре устрашен внезапно исшедшим из-под гробницы Варлаама огнем, так что ошеломленно бежал из храма, бросив свой посох. Наконец, и герой приведенного выше рассказа Василий III Иоаннович весьма чтил память о новгородском подвижнике. В 1515 году в Хутынском монастыре по повелению князя на месте старого Спасо-Преображенского собора, построенного еще в конце XII века, был возведен новый. Кроме того, согласно житию преподобного, святой являлся Василию во сне с повелением о назначении в новгородские монастыри новых настоятелей. Наконец, перед смертью этот московский самодержец принял схиму с именем Варлаама. Уместно также заметить, что в русской иконографической традиции преподобного Варлаама нередко изображали вместе с преподобным Сергием Радонежским, а в сознании людей он, подобно Сергию, воспринимался как покровитель Русской земли.
Таким образом, нет ничего удивительного в том, что в величественной картине таинственного ясновидения о торжественном выносе из Кремля главной московской святыни — чудотворной Владимирской иконы Божией Матери — духовному зрению вознесенской слепой инокини предстало остановившее этот вынос богославословное соработничество в молитве (ради возвращения предавшегося греховной жизни народа к Господу) именно тех русских святых, которых весьма и весьма почитали в Москве и особенно в великокняжеском окружении.
При нашествии Мехмеда Герая, согласно рассматриваемой повести, произошли и другие необычные события. Так, одновременно с видением слепой инокини чудесное случилось под Москвой, «на Дорогомилове», у Благовещенской церкви, «идеже есть домъ ростовьскыхъ архиепископов».
Пономарю этого храма, когда он шел к богослужению, вдруг явился святитель Леонтий Ростовский и сказал: «Скоро, скоро, отвръзи ми церковь, в ню же шедъ, облекусь въ освященую мою одеждю да немедлено достигну святѣишихъ митрополитовъ, идущихъ съ освященнымъ соборомъ изъ града сего».
Святитель затем вошел в храм, облачился и тотчас исчез. Реальность этого чуда люди доказывали тем, что хранившиеся здесь с древности «ризы» чудотворца действительно «отъ того времени не обретошася тамо и нигдѣ же инде».
После этих чудесных явлений, как утверждает рассказчик, ордынцы вместе со своим царем, «страхомъ велиимъ объяти», из Москвы побежали, «Божиа бо сила прогони ихъ непостыднымъ предстательствомъ Пречистыа Богородица и молитвами святыхъ всѣхъ». При этом в «Степенной книге» сообщается и о других загадочных явлениях. Оказывается, подойдя к Москве, Мехмед Герай имел твердое намерение разорить ее и посады сжечь. Он трижды посылал своих людей разведать обстановку и трижды они в ужасе возвращались, сообщая ему, что видели огромное русское войско, защищающее Москву. Наконец «страхъ велии» охватил и царя, и все крымцы бросились прочь, крича друг другу: «Бежите скоро, бежите и не медлите! Се бо русь, яростию дышуще, женутъ по насъ (гонятся за нами), хотяще насъ достигнути и победити».
Так бесславно закончился поход Мехмеда Герая на Москву. А весной 1523 года под Астраханью он и сам был убит боявшимися его усиления ногайскими мурзами. По убеждению рассказчика, «тако всякъ, хотя озлобити христоименитое сие русьское достоание, сице вскоре потребится».
Остается пояснить, почему Русская Православная Церковь именно 21 мая молитвенно вспоминает о чудесном избавлении Москвы от крымского разорения. Дело в том, что за несколько лет до нашествия орды Герая, в 1514 году, Василий III Иоаннович, по благословению митрополита Варлаама, распорядился относительно поновления хранящегося с 1395 года в кремлевском Успенском соборе чудотворного и весьма чтимого на Руси образа Богоматери с Превечным Младенцем — иконы Владимирской. Помимо того, что этот образ был поновлен, он был украшен ризой из золота и серебра и помещен в киот. Воскресенская летопись, в частности, сообщает, что «оттолѣ уставиша праздникъ — съ сею святою иконою… по вся лѣта ходити (крестным ходом) къ Усрѣтению (в Сретенский монастырь) маиа месяца в 21 (день)». Этот день — и украшающий его благочестивый обычай — и был утвержден как день молитвенного славления Пресвятой Богородицы и Ее чудотворного образа в память о Ее новом заступничестве за Москву в августе 1521 года, подобном прежним: в 1395 году при нападении Тамерлана (память 26 августа) и в 1480 году при набеге хана Ахмата (память 23 июня).
Владимир Кириллин
