Образование (новости)

В Москве прошла конференция, посвященная памяти Святейшего Патриарха Сергия

14 мая 2019 года в Институте российской истории Российской академии наук состоялась научная конференция «Патриарх Сергий (Страгородский). Время и наследие (к 75-летию со дня кончины)».

В своем докладе проректор Николо-Угрешской семинарии священник Николай Щеглов («Миссионерские труды будущего Патриарха Сергия на Дальнем Востоке 1890-1893 и 1897-1899 гг.») рассказал о служении архимандрита Сергия (Страгородского) в Японии в качестве помощника митрополита Николая Японского. Между двумя пастырями сложились добрые отношения. Архиепископ Сергий был в Японии дважды, но наиболее активно проявил себя как миссионер именно во второй раз (1897-1899 гг). Благодаря, в том числе, и его деятельности японскую паству удалось увеличить на две тысячи прихожан (до 35 тысяч человек), отметил докладчик. Архимандрит Сергий выучил японский, мог свободно на нем общаться и в поездках по приходам в переводчике не нуждался.

Доктор церковной истории, кандидат исторических наук священник Александр Мазырин подробно остановился на эволюции отношения митрополита Сергия к обновленческого расколу. По словам выступающего, митрополит Сергий признал раскольников, находясь под арестом в 1922 году. С одной стороны, в случае отказа ему грозил трехлетний тюремный срок. А с другой, митрополит Сергий поначалу имел весьма смутное представление о Высшем Церковном Управлении обновленцев. Он даже всенародно объявил ВЦУ единственной канонически законной верховной церковной властью, склонив в раскол еще двух иерархов — архиепископа Нижегородского и Арзамасского Евдокима и архиепископа Костромского и Галичского Серафима.

«ВЦУ тогда еще не скомпроментировала себя никакими антиканоническими действиями, — уточнил отец Александр. — Вероятно, свою роль сыграло и то, что во главе ВЦУ стоял епископ Антонин (Грановский), которого митрополит Сергий хорошо знал и доверял ему». Однако в 1923 году митрополит Сергий признал свое заблуждение, вышел из раскола и принес публичное покаяние. Чем же объяснить эволюцию митрополита Сергия — от публичного признания раскольников до полного отрицания? «Во-первых, это известная приспособляемость митрополита Сергия, за которую его критиковали еще его современники. Во-вторых, это особенности его экклесиологических воззрений. Для митрополита Сергия Церковь немыслима без функционирующей административной структуры с высшим управлением во главе. В июне 1922 года трудно было представить, что арестованный Патриарх Тихон выйдет на свободу. Не было надежды, что кто-то другой возглавит Церковь. Значит остается ВЦУ. И третий фактор: как человек верующий и достаточно аскетичный он не мог не увидеть духовную несостоятельность обновленчества», — отметил священник Александр Мазырин.

В условиях истребления большевиками видных представителей церковной иерархии, имевших незыблемый авторитет у верующего народа и претендовавших на роль главы Церкви, декларация митрополита Сергия от 1927 года стала, в его понимании, единственной надеждой установить контакт с действующей властью и сохранить жизнеспособную структуру церковного управления. Какой ценой это было достигнуто хорошо известно, но с другой стороны, как заметил один из участников конференции, никто не может сказать, как развивались бы события, если бы на месте митрополита Сергия оказался кто-то еще. Единственно, что можно утверждать — самые непоколебимые церковные лидеры беспощадно уничтожались новой властью.

В самой попытке найти компромисс с властью, по мнению священника Илии Соловьева (доклад «Декларация митрополита Сергия и членов его Синода (1927) и реакция на нее представителей обновленческого раскола»), не было ничего нового:«Церковь всегда стремилась к симфонии с государством. Новым было то, что Декларация 1927 года (далее — Декларация) фактически заявляла о попытках найти симфонию именно с безбожной властью. Но и эта новизна была относительной. Потому что еще до Декларации, после падения монархии в России и установления советской власти, определенные группы церковных людей стремились найти взаимопонимание с новой властью, заявляя о своей лояльности к ней. Более того, о полной поддержке советской власти заявили сначала обновленцы, а потом и другие оппозиционные течения, например григорьевцы».

В Декларации обновленцы увидели угрозу своей церкви, потерю инициативы в отношениях с властью и старались всеми возможными способами скомпрометировать ее автора. В частности, ставили под сомнение правомочность избрания митрополита Сергия Патриаршим местоблюстителем, называли его и Синод «приспособленцами-единомышленниками» (см. Бюллетень синода ВЦУ от 12.06.1927) и т.д.

«Говоря о Декларации сегодня, ее появление было вызвано необходимостью существовать вместе с государством в том или ином виде, — подчеркнул священник Илия Соловьев. — И если Церковь хотела сохранить свою легальность в тех условиях, она должна была сделать подобного рода заявление». Но вместе с тем, по мнению докладчика, Декларация была глубоко реакционным явлением церковной жизни. «Во-первых, она идеологически возвращала Церковь в, казалось бы, уже преодоленные ею времена полного государственного подчинения, в состояние ведомственной структуры. А во-вторых, Декларация стала знаковым явлением создания той административной системы, с помощью которой государство и советская власть осуществляла свой тотальный контроль: над назначением епископата, смещением клира, подбором церковных старост, церковного совета и т.д.», — сказал отец Илия. На вопрос, есть ли доказательства, что кроме митрополита Сергия Декларацию подписали еще восемь епископов (как было отмечено в докладе), отец Илия ответил, что нет никаких документов, опровергающих факт подписание ими этой декларации.

Выступление историка Института российской истории РАН И.А. Курляндского («Патриарх Сергий и диктатор Сталин — точки соприкосновения. К осмыслению явления») прозвучало в унисон с докладом отца Илии. Митрополит Сергий понимал, что одной декларацией о лояльности к власти много не добьешься, нужно это подтвердить еще и делами. В частности, одну из таких возможностей предоставило заявление Папы Римского в 1930 году в защиту прав верующих в СССР. И хотя ответ в виде интервью митрополита Сергия советским журналистам был написан, по данным выступающего, идеологом и руководителем антирелигиозной политики в СССР Ярославским и Сталиным, митрополит Сергий позже подтвердил свое «авторство» в послании пастве, опубликованном в 1932 году. «Исполненное всякой неправды выступление Папы Римского вынудили нас (т.е. его и членов Синода) дать на него ответ в виде двух пресс-конференций советским и иностранным корреспондентам», — писал владыка. Позицию Папы митрополит назвал «коварным заступничеством».

Поначалу казалось, что Сталин продемонстрировал благожелательное отношение к Церкви. Разрешили издавать «Журнал Московской Патриархии», Церкви были предоставлены некоторые налоговые послабления, Сталин выступил с призывом не увлекаться закрытием церквей, что оказалось демагогией. «Но сами гонения на Церковь не только не были прекращены, но и продолжались с новой силой. В 1935 году был закрыт "Журнал Московской Патриархии" и распущен сергиевский Синод», — отметил докладчик. В период Большого террора 1937-38 гг. чекисты сфабриковали дело против митрополита Сергия, по которому было уничтожено почти все окружение митрополита, перебит почти весь православный епископат, расстреляны родная сестра митрополита и его келейник, подчеркнул докладчик. Но сам митрополит Сергий был еще нужен Сталину.

В частности, для трансляции советского влияния на новых землях на Западе страны после известного пакта 1939 года и на международной арене. Абсолютная покорность митрополита Сергия Сталину, подобострастные цитаты в выступлениях: «Богоустановленная власть», «Народ наш действительно един со своим вождем и воином» (Послание пастве от 22 июня апреля 1943 года) и др., регулярные превозношение Сталина, сделали свое дело. Как известно, в 1943 году Сталин встретился с митрополитом Сергием и его окружением, после которой руководитель страны, играя роль радушного хозяина, разрешил воссоздать Патриаршество, восстановить Синод, открыть духовные школы, вновь издавать «Журнал Московской Патриархии», открыть свечные заводы, распоряжаться церковными средствами и т.д. По итогам встречи митрополиты в тот же день написали благодарное письмо Сталину, в котором превозносили его как доброго отца, сердце которого «горит отеческой любовью ко всем своим детям». Может быть, это было вопреки ожиданиям митрополита Сергия, но Сталин дистанцировался от него и общался с ним только через посредников в письменной форме. Даже после внезапной смерти митрополита Сергия соболезнования Синоду выразил не сам Сталин, а Совнарком.

«Обобщая все вехи общения Сталина с митрополитом Сергием можно сделать вывод, — Игорь Курляндский подчеркнул, что это его личная точка зрения, — Сталин выиграл для своего режима больше, чем владыка Сергий для Церкви. Он получил дополнительный канал легализации своего режима и распространение советского влияния в мире. Сумел направить религиозные настроения населения, вызванные и усиленные войной в безопасное русло. Обещания тиран давал, но большинство из них не сдерживал. А митрополит (Патриарх) Сергий, руководствуясь своим пониманием спасения Церкви, делал все, что было нужно диктатору. И, наверно, зашел слишком далеко в своем компромиссе». Как отметил однажды Патриарх Алексий II: «Трагедия Патриарха Сергия была в том, что он пытался договориться с преступниками во власти под честное слово».

В ходе конференции также выступили:

  • протоиерей Павел Хондзинский, декан богословского факультета, заведующий кафедрой практического богословия Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, — «Декларация митрополита Сергия: политика или экклесиология?»;
  • А.А. Кострюков, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского отдела новейшей истории Русской Православной Церкви, доцент кафедры общей и русской церковной истории и канонического права ПСТГУ, — «Митрополит Сергий и Русская Зарубежная Церковь. К истории взаимоотношений»;
  • М.В. Шилкина, декан факультета религиоведения Свято-Филаретовского православно-христианского института, «"Второе восстановление Патриаршества" как проект советского государства» и другие.

По итогам всех выступлений состоялась дискуссия.

«Церковный вестник»